Проза

Когла-то давно я не умел пить водку. В смысле пить то я ее пил, но до того это все было мне противно, что даже иногда блевал. Сейчас бывает тоже блюю, но это не от того, что противно, а потому что много.
Не знаю к чему это я пишу, но что есть то есть.
Идея написания данного произведения родилась у меня после того как я спер с работы огромную древнюю печатающую машинку. Даже не машинку, а машину. Машинищу. Веса в ней было килограмм тридцать. И вот, протащив через пол Москвы на своем горбу это чудовище, я вставил в нее первый лист бумаги и замер в раздумье над клавишами. Что печатать? Естественно, после таких мучений я прямо-таки ДОЛЖЕН был родить что-то великое. Эпохальное. Что-то такое, отчего должны были содрогнуться миллионы моих соотечественников. Нечто, прочитав которое мужчины должны были рвануться в бой, а женщины- зарыдать у этих мужчин на груди. Я должен был сочинить произведение, достойное занять место на книжной полке в каждом доме, стать настольной книгой представителей всех слоев нашего многострадального общества. Но как на зло, в голову не приходило ничего.
Промучившись несколько вечеров над этой проблемой, я так ничего и не придумал. Единственное, что пришло на ум, был весьма пошлый стих, приводить я здесь который, по вполне понятным причинам, не буду. Положив этот лист со стихом в папку, я плюнул на глобальные замыслы и изложил на оставшейся бумаге описание того, как я провел лето, несмотря на то, что тема это довольно заезженная и вдолбленная всем в голову еще в школе.
Ниже и приводится весь текст моего творения, сопровожденный огромным числом грамматических, синтаксических и прочих ошибок, которые, как я думаю, не доставят вам много неприятностей, потому что до конца вы все равно не дочитаете.
___

Я благополучно сдал сессию и напился. Нет, скорей не так. Я сдал сессию и благополучно напился. Так было бы правильней. Это было вчера. Сегодня я сидел на лавочке около фонтана в парке Мира и пил пиво. Хорошее пиво попалось- вкусное и холодное. Было начало июля и вечер был на удивление замечательным.. Вокруг стайками носились молоденькие девушки и все они казались мне подозрительно длинноногими и симпатичными. На них то я преимущественно и глазел, думая одновременно две мысли.
Я размышлял над тем, почему же я все-таки еду в лагерь, а не на солнечное побережье Черного моря- в Крым.. Обстоятельств, которые привели меня к решению ехать в Ленинец оказалось так много, что я даже удивился тому, почему я все еще здесь, а не уехал в лагерь где-нибудь в феврале. Я раскинул мозгами и пришел к выводу, что в феврале я не поехал по причине холодов, обычно случающихся как раз в это время года. В лагере хорошо летом. Тепло, речка, лес зеленый, опять же дары этого леса всякие, да и люди обычно туда как раз летом едут. Без людей ведь скучно. Короче, это было очень правильное решение ехать в Ленинец в июле- время тепла и самогона- середина лета.
Еще с месяц назад я находился в положении неустойчивого равновесия между идеями ехать в Крым или в лагерь. Я даже больше склонялся к мысли ехать в Крым. Так мне казалось.
Встреча с одним персонажем как раз у этого фонтана в парке Мира так толкнула меня из этого равновесия, что Крым резко отодвинулся на положенные полторы тысячи километров, а лагерь начал приближаться с постоянно увеличивающейся скоростью. Это было месяц назад- в начале июня.
Я входил в парк со стороны юго-западного угла с намерением форсировать этот лесной массив и выйти, соответственно, из северо-восточного угла. Навстречу мне и с откровенно противоположными намерениями направлялся некто Разувайкин Павел, изветный мировой общественности как человек, который дает в долг, за что этой самой общественностью очень любимый. Наша неизбежная встреча произошла как раз у уже упомянутого фонтана. Пашка был пьян. Я тоже. Мы поговорили о собаках, которых было великое множество вокруг и сошлись на том, что все они безмозглые напрочь и суки к тому же. Потом мы поговорили о ценах на хорошую водку и выявили оптимальную цену- 12 рублей за пузырь. По Пашкиной теории хорошая водка отличается от всех прочих тем, что имеет характерный сивушный запах и вызывающий рвоту слегка горьковатый привкус. От хорошей водки с утра должен быть жуткий бодун и сушняк. Далее мы постановили, что лучшая водка- это самогон (который к тому же стоит червонец за поллитра) и что лучший самогон- в Притыке, и что море- это полное говно, и что чем ехать туда за бешенные деньги- лучше в лагерь и самогон к тому же по червонцу за поллитру. На том и порешили.
На следующий день после переломной встречи с Пашкой, в 7 часов утра, я качающейся походкой настоящего морского волка взбирался по трапу на верхнюю палубу катера, отправляющегося в Притыку. В этот день в Ленинце намечался субботник по подготовке корпусов к приему пионеров.
Завершить свое отважное восхождение на верхнюю палубу к свежему воздуху мне не удалось. На меня внезапно рухнуло чье-то огромное тело и начало меня душить. Я не сопротивлялся. Я хотел блевать.
- Водка есть?- донесся до меня радостный голос.
Голос пренадлежал телу. Я выкарабкался из слегка ослабевших объятий и установил, что в свою очередь тело принадлежало некоемому Колкову Игорю, в простонародье именуемому просто Гариком. - Нету,- ответил я,- но есть сорок рублей.
- Годиться!
- А там почем?
- Двадцать!
- Две.
- Да-а-а...
На билеты решительно не оставалось ни копейки.
- Что делать будем?- обратился я к Колкову.
В том, что у него в карманах не было ничего кроме пробок от пивных бутылок, я даже не сомневался.
- Прикинемся студентами,- последовал немедленный ответ,- бедными студентами!
Я с сомнением посмотрел на возвышающуюся надо мной гору мяса. На студента она никак не походила. Но думать над другими вариантами было с похмелья лень и даже просто больно, и я согласился. Мы дождались пока катер отойдет от берега и направились искать кассиршу. Честно говоря искать- это слишком громкое слово. Мы знали где сидит старушка и через пол минуты стояли у входа в ее каютку, корча жалостливые физиономии.
- Здравствуйте!- сладострастно сказал Колков и сделал небольшой реверанс. Я всхлипнул
- Понимаете...
- Понимаю,- со вздохом ответила старушка,- Студенты. Бедные. Денег на проезд нет.
- Нету,- согласились мы,- Мы ж не знали, что платить надо. Мы думали... . Мы в последний раз... . Мы больше не будем, мы хорошие!
- Будете.- печально констатировала кассирша то, что мы и без нее прекрасно знали.
- Выходите последними. Так уж и быть, пропущу,- и она отвернулась к окну.
За окном была река и начало июня. В воздухе летали чайки и окурки. Травка вовсю зеленела, а солнце, как и полагается, блестело. Погода, к слову сказать, стояла самая подходящая.
Мы взобрались на верхнюю палубу и принялись наслаждаться этой самой погодой. Впереди нас ждали грязные корпуса и литр водки.

___

Я шел по полю весело размахивая пустым рюкзаком. За спиной остался небольшой сосновый лесок, полный опавших шишок. Впереди открывался вид на деревню Бебихово. Туда я и направлялся. Оставив по левую руку памятник героям войны и прудик, в котором по преданию водились ужи, я вышел на главную площадь поселения. Главная- потому, что аккурат к ней примыкал весьма заметный домик. Крышу домика украшал деревянный петух, поэтому в народе этот дом так и называли- Домик С Петухом. Такой Домик С Петухом есть в каждом населенном пункте. В нем допоздна горит свет и хозяева всегда рады гостям, какого бы жуткого вида они не были. В Домиках С Петухами продают водку, а то и самогон.
- Здравствуйте!- я расплылся своей самой доброй улыбкой, когда на мой стук двери Домика С Петухом гостепреимно отворились.
- Здравствуйте!!!- хозяйка умудрилась улыбнуться еще добрей чем я.
- А у Вас есть?- я светился от любви к этой женщине.
- А Вам сколько?
- А почем?
- Двадцать!
- Две!
Я шел по полю, стараясь не размахивать рюкзаком. За спиной осталась замечательная деревня Бебихово, населенная самыми замечательными людьми в мире. Из рюкзака доносился мелодичный перезвон. Я шел и думал о том, что как плохо, что уже вечером я отсюда уеду и вернусь в лучшем случае через неделю и то в гости, а этот гад Колков будет здесь торчать все лето. И вот на этом то поле, как раз напротив искореженного дерева я и порешил положить что-нибудь тяжелое на южную оконечность Крымского полуострова и приложить все усилия, что бы на вторую смену устроиться работать в лагерь. Вожатым. Или в крайнем случае кочегаром.

___

Это, как вы наверное помните, была первая мысль, которую я думал сидя на неприметной лавочке у фонтана. Вторая была не такая лиричная. Вторая мысль была о том как бы за оставшуюся до отъезда в лагерь(!) неделю половчее пройти медкомиссию, не имея на руках практически никаких документов, включая паспорт. Все они остались в Москве в общежитии моего славного училища. Туда мне возвращаться совершенно не хотелось. Москва, скажу я вам, это такое жуткое место, что не дай бог никому. Особенно летом, Вонища от проезжающих мимо автомобилей, от раскаленного асфальта, жара и духота от которых никуда не спрячешься, дебильные люди, носки, неработаюший лифт, отсутствие горячей воды, деньги, деньги... . Короче ехать туда за паспортом совершенно не хотелось. К тому же у меня был тогда совершенно чистый паспорт- без прописки- одна фотография да печать. Паспорт этот мне выдали взамен потерянного, Но это такая долгая и грустная история, что приводить ее здесь я не буду.
Короче, я решил пустить дело на самотек и посмотреть, что из этого получится. Ничего хорошего, естественно, не получилось.
Обломали меня в первой же инстанции, куда я обратился- в кожновенерологическом диспансере. Без прописки в нашей стране, товарищи, оказывается, сифилисом болеть никак нельзя. И триппером тоже. И еще целым рядом заболеваний. Несколько опечаленный таким поворотом событий я направился дальше- в санэпидемстанцию. Естественно, я опоздал на десять минкт. Все пробирки были заняты, все спичечки помещены под соответствующие стеклышки. Я осведомился у миловидной докторши о времени следующего приема. Она сказала. И добавила, что все удовольствие мне обойдется в 120 рублей, а если по полной программе, то что-то около двухсот.
- Вам по полной?- с интересом спросила она и приготовилась что-то записать.
- Н-нет, мне бы по маленькому,- я лихорадочно продумывал варианты где бы достать столько денег- 120 рублей. В том, что в лагере обойдутся неполной информацией обо мне, я не сомневался.
- Ну не суки, а?- думал я, выходя из здания СЭС,- Это ж надо на невинных жопах наживаться!
В этот же вечер я уехал в Москву, где и напился, а может и нет- не помню. Главное то, что я забрал свой недоделанный паспорт и успешно прошел все тесты в кожвендиспансере. СЭС я тоже посетил в положенное время и об этом визите у меня остались самые гнусные воспоминания. Кто хоть раз был в этом последнем пристанище инквизиции тот меня поймет. С туберкулезным диспансером оказалось не все так просто. Справка, которую я туда предоставил оказалась просроченной на две недели и из-за этого мне пришлось проходить процедуру флюрографии еще раз. Причем перед этим меня заставили зачем-то сдать мочу. Моча моя им видно понравилась, поэтому все прошло успешно.

___

Утром 11-го июля я стоял перед зданием д/к им. Ленина и задумчиво дергал шестую струну на своей гитаре. Звук был весьма далек от "ми". В какой только дыре не побывала моя гитара и чьи только пьяные руки не рвали на ней струн. Первый раз гитара уехала далеко от дома в 94-м году. В Крым. Славные были денечки. В моем репертуаре тогда было всего пара песенок, но и их хватало, чтобы наповал сразить окружающих девушек. Пацаны оказались более стойкими к моим завываниям и поэтому большую часть времени я проводил с ними, распивая дешевый портвейн. В этот период и было порвано больше всего струн.
В следующем, далеком 96-ом году меня вместе с бандой пьяниц занесло в Якутию в студенческий стройотряд. Гитару я, естественно, потащил с собой. Непередоваемое, скажу я вам, ощущение сидеть на берегу великой сибирской реки Лена и заплетающимися от выпитой медовой настойки местного разлива пальцами выводить что-нибудь героическое. Марш там какой-нибудь. Прерываясь при этом каждые четверть такта, чтобы отбиться от местных комаров. А комары там размером с лошадь. Большую сибирскую лошадь. Вы видели когда-нибудь большую сибирскую лошадь? И не увидите. А если и увидите, то не дай бог никому. Романтика. Мать ее. За ногу. И отца в душу. Не суть.
Как уже было сказано, я стоял перед дворцом Ленина и остервенело дергал шестую струну. Ее звучание начинало меня бесить, но я не стал громко кричать: "А-а-а!!!",- и бить гитарой проходящих мимо пионеров по голове, я просто стиснул зубы и подтянул струну до необходимого положения.
Кстати о пионерах. Вокруг их было великое множество и если бы мне вздумалось стукнуть по голове каждого ребенка хотя бы один раз, мне пришлось бы потратить немало сил, гоняясь за ними по всей площади. Скажу по секрету, впоследствии я иногда жалел, что все-таки не прибил десяток-другой отдельных ребятишек.
Все это столпотворение было вызвано тем, что как раз в это утро происходил отъезд детей в пионерский лагерь "Ленинец", где я должен был работать в течение месяца. Кем- я еще не знал. Ситуацию должна была прояснить директор лагеря Наталья Иванна.
Директор лагеря Наталья Иванна представляла собой довольно тучную женщину с волевой челюстью и мужским голосом. От всех работников она требовала одной и той же клятвы- ни капли алкоголя, никаких гостей, никакого разврата. Естественно, все клялись и божились всеми святыми и рвали в знак преданности на себе рубахи и блузки в предвкушении запретных плодов. Коллектив подобрался стоящий. К слову сказать, в этот раз мое проникновение в лагерь в качестве обслуживающего персонала прошло довольно гладко. Пришел, поговорил, взяли. Гораздо интересней это было в позапрошлом году.
Тогда я приехал в гости к своим друзьям, которые работали в Ленинце кочегарами. Я, не в пример кочегарам, относился к учебе более ответственно, поэтому еще сдавал сессию а не проводил свой академический отпуск в котельной. Я приезжал в лагерь только на выходные. Так вот. Я стоял на противоположном от лагеря берегу Оки и тщетно пытался привлечь внимание людей, катающихся на лодках на предмет перевоза. То есть на меня. Бесполезно. Злые какие-то люди катались на лодках в тот день. Оставалось одно- плыть. Ничего страшного в этом не было- плавать я умею, вода теплая. Было время я переплывал Оку в ледяную погоду, под дождем, с рюкзаком, одеждой и ботинками. Ну и с двумя бутылками водки, конечно. Без водки точно бы утонул. Спасла только мысль о том, что если придется тонуть, то и водка пропадет. Все-таки две бутылки. Литр!
Так вот. Я приехал в гости, вода теплая, плавать умею, люди в лодках- козлы. Разделся, заныкал одежду в кустах, поплыл. Приплыл. Разгуливаю по лагерю босиком, в одних рваных шортах, волосня мокрая по плечам раскидана. Как водяной. Пообщался, значит, с друзьями и думаю- а не зайти ли мне к директору и не устроиться ли на работу на вторую смену. Уж больно в лагере хорошо. И пошел. Стою посреди директорского кабинета- босой, ободранный, мокрый- целая лужа натекла и прошу взять на работу. Взяли. До сих пор не пойму- за что? Я бы не взял. Чего только не бывает в нашей стране, в которой без прописки сифилисом болеть нельзя.

___

Вернемся ко дворцу Ленина. Из пионеров уже сформировали отряды. Над первым отрядом возвышалась башня, что-то громко кричащая и размахивающая руками. Башней был Гарик Колков. По какому-то странному недоразумению его назначили вожатым. Меня к тому времени уже подрядили грузить пионерские чемоданы в машину. Машина с багажом должна была ехать в объезд через мост, а дети- на катере.
Рядом грузилась еще одна машина. Там работал Серега. Когда мне надоедало кидать чемоданы, я говорил озабоченным родителям, что свободного места в машине больше нет и отсылал всех к Сереге. Он никому не отказывал в приеме багажа. Странные все-таки у некоторых пионеров родители:
- Положите, пожалуйста, наши сумочки на самый верх! Там хрупкое!
- А наши вместе киньте, что бы легче найти было потом!
- А скажите, это сюда багаж сдавать?
- А что, это бесплатно?
- Вы уж приглядите там за нашим оболтусом!
Я молча выполнял все просьбы, примерно представляя, что будет в дальнейшем. По окончанию погрузки мы с Серегой напросились ехать в машине с чемоданами- так быстрей да и интереснее. Когда двери кузова за нами закрыли, мы побыстрому раскидали всю кучу вещей, выбирая сумки помягче и побольше. Естественно, после этого чемоданы с хрупкими вещами оказались в самом низу, а багаж числом болше одного, который просили положить вместе- в разных концах машины. Из большого окна дул приятный ветерок. Мы, глупые, этому поначалу радовались.
Машина тронулась и мы, развалясь на импровизированных креслах из пионерских сумок, принялись радоваться поездке.
- Едем!- радостно проорал мне Серега сквозь шум мотора.
- Едем!- не менее радостно проорал я и мощно взял на гитаре ля-минор.
Песня появилась сама собой.
- Раскинулось море широко!
- И волны бушуют вдали!- самозабвенно горлопанили мы, подскакивая на ухабах и давя при этом своими задами картофельные чипсы, печенье и прочую снедь, которой родители напоследок снарядили своих чад. Из большого окна оказалось очень удобно плеваться в проезжающие автомобили и корчить рожи их водителям. Было весело. Веселье кончилось когда мы миновали Озеры, переехали мост и вышли на финишную прямую, соединяющую Сосновку непосредственно с лагерем. Прямой, правда, эту дорогу можно назвать только условно.
- ...ля-я-я!- кричал Серега, хватая меня, уже успевшего по пояс вылететь в окно, из которого так приятно дул ветерок и так удобно было плеваться в проезжающие автомобили.
- ...ля-я-я!- кричал и я из под груды чемоданов, которыми меня успело засыпать после чудесного спасения. Чемоданы попались самые тяжелые и с самыми острыми углами.
- Держи сумку!- орал Серега, методично и с какой-то настойчивостью стукаясь головой об потолок.
- А-а-а!
Сумка с наклейкой "Маша Воробьева. 7-ой отряд" пролетела через весь кузов и грохнулась мне под ноги, осыпая пол средствами женской гигиены, широко рекламируемыми по телевизору.
Вот так мы и подъехали к нашему горячо любимому лагерю. Ленинец встретил нас удивительной тишиной. В течение целого месяца лагерю предстояло сотрясаться от детских криков, плача и идиотского смеха, на который способны только пионеры.
Первым делом я побежал проверить туалет для обслуживающего персонала. После последних двалцати минут жуткой тряски и войны с чемоданами мне просто необходимо было побыть в каком-нибудь укромном уголке. Сортир был для этого самым подходящим местом. Я сидел в тишине и покое и размышлял на тему того, почему все-таки отправляя своих детей в лагерь, родители кладут их вещи не в удобные дешевые сумки, которых полно на рынке, а в жуткие довоенные чемоданы, один вид которых наводит на мысли о сосланных в сибирь декабристах. "Наверно традиция такая",- решил я и пошел наружу <навстречу солнечному свету разгружать машины с вещами.

___

Первый день в лагере прошел за расселением и благоустройством жилищ. Мне, как ветерану Ленинца и особе приближенной, выпала "честь" делить комнату с Гариком Колковым, о котором уже упоминалось, и неким Лехой- не то котломоем, не то рабочим по кухне. О Лехе достоверно было известно только то, что он употребляет. Употреблял Леха так, что даже видавшие виды старожилы лагеря лишь почтительно склоняли перед ним свои лысеющие головы.
О способности Лехи употреблять ходили легенды.
- Все. Последний стакан и все!- Леха поднимал последний стакан и выпивал его. Выпив, Леха падал. Однако если бы был еще литр водки, Леха бодро поучаствовал бы в его распитии и упал бы только выпив последний стакан уже от этого литра.
Леха никогда не ложился спать- Леха падал. Падал он каждый день. Везде. Леху легко можно было найти недалеко от того места, где он пил последний раз. Казалось, он специально выбирал самые экзотичные места, что бы рухнуть. Леху находили спящим в палате у пионеров, в общежитии (в совершенно разных комнатах), в красном уголке, редко- дома. Ему было все равно как спать: на кровати, на полу, усыпанном окурками и битым стеклом или еще как нибудь.
Вообще по жизни Леха находился только в трех состояниях- либо он спал, либо бухал, либо его вообще не было. Хотя последнее наверняка означало, что Леха пьет где-нибудь на стороне. Еще леха ходил за водкой и работал на кухне, но, как вы понимаете, все это тоже непосредственно связано с пьянством. Таким образом нужно-таки признать, что у Лехи было все-таки только два состояния: сон и пьянство. Этим занятиям он мог предаваться сколь угодно долго. Леха мог спать сутками напролет и так же мог жрать водку. Водку он любил.
Еще Леха любил музыку. У него был магнитофон. Даже не один, а два. А может три. То устройство, куда необходимо было вставлять кассеты для прослушивания музыки представляло из себя странный симбиоз нескольких магнитофонов, презервативов и, как я втайне подозревал, электрокофемолки. Опрокинув стаканчик-другой, Леха любил поковыряться отверткой в своем детище, что-то там совершенствуя. Механиком он был никудышним, поэтому магнитофон постоянно тянул, жевал пленку и стрелялся электричеством. Из двух динамиков работал только один. Он располагался отдельно от основного оборудования и присоединялся к нему двумя тоненькими проводочками. Музыку Леха слушал во всех своих состояниях. Особенно он любил слушать ее во время сна. Как это ему удавалось- не знаю. На бессонницу Леха не жаловался, разбудить его было практически невозможно. Вывести его из состояния сна можно было только выключив магнитофон. После этого Леха немедленно просыпался и начинал громко материться. По этой части он был большой специалист. Самостоятельно Леха мог проснуться только для того, что бы перевернуть кассету.

___

Вот с таким жутким типом как Леха я и поселился. Да еще плюс Колков- тоже не подарочек. Так мы втроем и пили. То есть жили. Ну и пили тоже.
Мне выделили целую кровать. Железную. С матрасом, подушкой и прочими постельными принадлежностями. Каждую ночь я любовался своей замечательной кроваткой. С пола. Или с чемоданных полок, на которых я постоянно спал, скрючившись в три погибели. А в это время на моей койке вовсю храпели всякие пьяные типы, которым не надо было вставать в шесть утра и идти подметать дорожки. Гости там спали. Бывало и по двое спали.
Наконец-то я определился с работой. Я получил метлу и почетное звание дворника. В мои обязанности входило вставать ни свет ни заря и поддерживать вверенную территорию в должном порядке. Сереге предстояло заниматься тем же. Он тоже получил метлу и звание. Раньше я даже и не подозревал, что из, на первый взгляд, простого махания метлой можно сделать целую науку со своими тонкостями и хитростями.
В начальники нам поставили злобную старушку, имя и отчество которой я запомнил только к концу смены- Людмила Яковлевна. Якльна, как звал ее Пашка- радист лагеря. Про себя я называл ее ведьмой- за соответствующие моральные качества. Моральные качества были на уровне. Ведьма выдала мне огромный полиэтиленовый мешок- под мусор и рукавицы.
- Фантики убивать умеешь?- спросила она меня заговорщицки шмыгнув носом.
- З-зачем?- несколько опешив удивился я.
От моего невежества Якльну начало пучить. Из ее носа потекли густые сопли. Справившись с собой она молча достала откуда-то длинную палку с приделанным к ней двухсотмиллиметровым гвоздем. На всякий случай я отодвинулся. Якльна извлекла из недр своего кармана обертку от конфеты и бросила ее на землю.
- Вот так мы здесь в лагере убиваем фантики!- сквозь зубы проговорила она и молниеносным движением пронзила гвоздем несчастную бумажку.
Я на всякий случай кивнул. Если бы проводили спортивные соревнования по этому делу, то, несомненно, Якльна имела бы разряд. Ее мастерство заслуживало уважения, какой бы стервой она не была. А стервой все-таки она была порядочной. Сука. Пионеры звали ее Колокольчиком. За одноименной формы панаму, украшавшую ее голову. Никто и никогда не видел Колокольчика спящей. У меня есть подозрение, что она и не умела это делать. Колокольчик всегда работала. Она постоянно бродила с метлой по лагерю и убивала фантики, которые ее боялись и прятались на моей территории. Я их не трогал.
Как начальница Якльна пыталась поначалу командовать нами с Серегой и навязывала свою тактику подметания в результате чего через пару дней была послана в жопу. Так бесславно закончилась ее карьера главнокомандующей и всю смену мы были предоставлены сами себе, за исключением, конечно, приказов самого верховного главнокомандования в лице Натальи Иванны и завхоза лагеря Надежды Алексевны.
Первые дни ничего особенного не происходило. Честно говоря, в лагере вообще не происходило ничего из ряда вон выходящего. Не в этом дело. Все то, что в обычной обстановке считается диким и ужасным, в Ленинце является нормальным проявлением воздействия на человека свежего воздуха и прочих явлений природы. На свежий здоровый воздух и списывали все безобразия.
Каждое утро в шесть утра оено в нашей комнате со скрипом открывалось и тот самый свежий воздух (правда с некоторыми примесями спирта) наполнялся зловещим Серегиным шепотом:
- Вано, вставай! Вставай, сука!
- Пошел к черту!- бормотал я и переворачивался на другой бок.
В меня начинали лететь щепки и мелкие камешки.
- Вставай, гад!- не отставал Серега и начинал тыкать меня метлой.
Орать в полный голос было чревато- на соседней койке дрых Колков и будить его в столь ранний час, сами понимаете, не рекомендовалось. Вообщем в первые дни я вставал довольно быстро. Выполнив свой долг ,Серега удалялся воевать с мусором.
Утро встречало меня прохладой и шумом дождя. Дождь шел каждый день ровно с 6-00 до 8-00. Помочившись с крыльца, я отправлялся на точку старта. Старт находился на углу клуба. Помахав для разминки метлой по системе дворников Шао-Линьских монастырей, я бодро принимался за работу. Из-за дождя опавшие листья подло прилипали к дорожкам и их удаление было весьма затруднено. Ширк-ширк. Ширк-ширк. Веточка, листик, палочка. Ширк-ширк. Фантик. Я загонял бумажку под куст и, перевернув метлу, вдавливал ею фантик в землю. Ширк-ширк, ширк-ширк. Листик. Еще один и еще. Ширк-ширк. Веточка. Палочка. Бутылка из под водки. Еще одна. Ага. Я домел до радиорубки- священное место. Именно здесь рождались эти ласкающие слух звуки:
- Внимание! Девятый отряд приглашается в столовую на завтрак (обед/ужин). Девятый отряд- это мы- обслуживающий персонал.
В радиорубку допускались только избранные. Это помещение наполнено всевозможной аппаратурой неизвестного простому человеку назначения, издающей тихое жутковатое гудение и мигающей разноцветными лампочками.
Из всего этого изобилия проводочков, лампочек, конденсаторв, резисторв и теристоров я знал наверняка только то, что там есть электрический ток. Вот такая в лагере радиорубка. Заведовали этим хозяйством два радиста- Юра и Паша.
Мету дальше. Сортир. Необходимо убраться вокруг него. Захожу в вираж и отгоняю листья от стен. Из туалета выходит тетка с ведром, шваброй и в резиновых, явно диэлектрических, перчатках. От тетки разит хлоркой. Я здороваюсь с ней. Иначе как здесь я эту тетку больше нигде не видел. В одно и то же время она выходит из сортира с ведром, шваброй, в диэлектрических перчатках и удаляется в неизвестном направлении. Думать над тем, кто она такая, с утра чего-то не хочется. Выхожу из виража и возвращаюсь к радиоузлу. Из-за угла появляется радист Паша. Он хочет спать и его явно мучает похмелье. Если бы на его голове были волосы, они наверняка были бы взлохмачены и торчали во все стороны. Однако годы и радиоволны хорошо потрудились над его скальпом и о похмелье свидетельствовали только мешки под глазами, непосредственно сами мутные безумные глаза, трясущиеся конечности и ничем не перешибаемый перегарный дух. Даже без волос все это вызывало жалость к Пашке. Нетвердой походкой он проходил к туалету и надолго скрывался там. Воздух наполнялся бульканьем, кряхтением, фырканьем и уханьем. Наконец Паша вылезал наружу и оглядывал окружающий его мир заметно повеселевшим взглядом. Его взгляд прояснялся ровно без двадцати минут восемь каждый день, за исключением дней когда дежурил Юра. Паша открывал радиоузел и начинал там священнодействовать. Рубка оживала на глазах. Загорались веселые огоньки, запах озона все сильнее пробивался сквозь перегарную завесу. Я молча курил в дверях, наблюдая за таинством.
Покурив, отправляюсь дальше. Самый ответственный участок- дорожки под окнами начальника лагеря остался позади и можно похалтурить. Ширк-ширк. Ширк-ширк. Листик. Веточка. Ширк-щирк. Палочка. Ширк-ширк. Игротека. Куча окурков. Ширк-ширк. Карусель по левому борту. Я останавливаюсь и задумываюсь, оперевшись на метлу. Карусель расположена на моей территории, но убираться вокруг нее- терять добрые пол часа.
На карусель ходят курить пионеры. Те кто не курит тоже ходят на карусель и едят здесь конфеты. Шоколадные. В одиночку жрут, чтобы с друзьями не делиться. Знаете чем отличаются шоколадные конфеты от всех прочих? Я вам объясню. Шоколадные конфеты заворачивают в огромные цветные фантики. Развернув его вы еще не получите сладкую конфетку- перед вами предстанет знаете что? Слабонервных прошу дальше не читать. Вашему взору откроется огромный, отражающий световые волны всего спектра кусок фольги! Золотинку размером 60х40 мм в любую погоду видно с семи метров. Даже из под кустов. Это я вам заявляю как профессиональный дворник. Вам страшно? Но и это еще не все! Развернув эту ужасную фольгу вы увидите еще одну беленькую бумажку и только под ней (!) находится конфета. Итого получается целых три обертки от одной шоколадной конфеты. Как правило пионеры по одной конфете не едят. Они сжирают за раз не меньше пакета. Вы представляете что это такое? Получившимися фантиками можно заложить футбольное поле и еще останется. Вот почему я люблю простые карамельки в прозрачных обертках- эти фантики не заметно на земле даже если специально вглядываться. А лучше всего продавать конфеты в развес. А еще лучше их вообще запретить. Кариес к тому же.
- А ну ее на хер эту карусель!- думаю я.- Завтра уберу.
После завтрака ко мне обязательно подлетит ополоумевшая от ужаса Колокольчик.
- Я видела у тебя на карусели фантики!- брызжа слюной будет кричать она и тыкать мне в лицо грязные бумажки.
Я нехотя огрызнусь, что мол не хера шастать по моей территории и что мол лучше бы свою убирала и вообще шла в жопу, и пойду спать. Но все это будет после завтрака, а пока мету дальше.
Ровно в восемь часов раздавались звуки пионерского горна. Горн был записан на пленку и транслировался по громкой связи. После горна следовала песня.
- Утро здравствуй, мы любим тебя!- заунывно тянули какие-то обкуренные пионеры. Остальные слова тонули в шуме, треске и скрипе. Чувствовалось, что кассета с этой песней досталась нынешним радистам по наследству от предшествовавших поколений и я не сомневаюсь, что и через двести лет наши прапраправнуки будут просыпаться под звуки этой же мелодии.
Горн и песня заставали меня обычно у Умелых Рук- местного дворца труда. Далее за пеней следовал призыв заняться утренней зарядкой. Я всегда был не против и садился перекурить на крылечко физиотерапии. Подзарядившись никотином я заканчивал уборку под бодрые песни наших отцов, передаваемых по любимому всеми радистами мира радио Ретро.

___

Я сидел в чемоданной первого отряда на своей кровати и пытался запустить Лехин магнитофон. Магнитофон сопротивлялся и не хотел работать. Делать было нечего. Решил вот послушать музыку и то не получилось. Внезапно окно с грохотом отворилось и в проем с явным трудом втиснулась Колковская рожа.
-А!- рявкнула рожа и ухмыльнулась.
- Гарик!- сказал я.- У меня сегодня, оказывается, день рождения. Надо бы поздравить.
-Гы-ы-ы!- ответил Колков.- Поздравляю!
- Кто ж так поздравляет? Надо по радио. И песню передать.- заметил я.
- М-мда...,- промычал Колков и, засунув пятерню себе в штаны, принялся что-то яростно там скрести,- а какую песню?
-Вот!- я с готвностью протянул кассету,- на стороне"В". Смотри не перепутай- на другой стороне "Х.З.".
- Понял. На стороне "А". Щас сделаем.- просиял Гарик и ураганом поскакал к радиоузлу.
- Стой!- заорл я вслед.
На моей спине выступил холодный пот при мысли о том, что будет, если вдруг из громкоговорителей польется музыка далеко не детской группы "Х.З.".
На счастье радист в радиоузле отсутствовал и, подбежав, я застал Колкова расхаживающим широким шагом перед закрытой дверью.
- Иди отсюдова!- заметив меня, замахал руками Гарик.- Щас мы тебе сюрприз сделаем!
- Да!- писклявыми голосами подтвердили его слова несколько совсем мелких пионерок, непонятно откуда здесь появившихся и уже все знающих.
Я разъяснил драматизм ситуации и, сделав на кассете необходимые пометки, гордо удалился к отряду, где развалился на лавочке и закурил сигарету, поглядывая в сторону радиоузла. Наконец появился радист и через некоторое время из громкоговорителей донесся сделавшийся отчего-то вдруг робким голос Гарика Колкова.
- Поздравляем с днем рождения Ваню- самого лучшего дворника в мире и передаем для него песню.- под конец совершенно смутившись, пробормотал он.
Я лежал на лавке и наслаждался свалившимся на меня вдруг праздником. Мир был прекрасен. Над лагерем неслась песня. Звук был намного круче, чем из Лехиного магнитофона.
- Вань, а у тебя правда сегодня день рождения?- спрашивали проходившие мимо пионеры.
-Правда!- самодовольно врал я и принимал поздравления.
Настоящий день рождения я отпраздновал полтора месяца назад, но решил об этом умолчать. Почему бы человеку не устроить себе праздник, если у него хорошее настроение? Тем более так приятно, когда обычно жадные до жратвы пионеры вдруг начинают кормить тебя конфетами и печеньем.
Вечером в торжественной обстановке женская часть вожатского состава первого отряда вручила мне подарок- кусок жесткого материала в виде сердца, причем девушки клятвенно заверяли меня, что на самом деле это полотенце. Я не стал их разубеждать и благосклонно принял дар. В тот же вечер я и напился- обстоятельства обязывали.

___

Я забыл дома тапочки. Обычные тапочки в которых ходят по дому. В данный момент дом у меня был в лагере, поэтому ходить было не в чем. В принципе можно ходить босиком, что я и делал в первые дни, но вместе с тапками в Коломне у меня в заначке лежали 150 рублей, отложенные на что-то важное. Все вместе это создавало отличный повод отпроситься на один день и съездить домой.
Махнув на прощание рукой кочегару Котову, доставившего меня на противоположный берег Оки, я бодро зашагал через поле по направлению к шоссе. До вечера я был свободен. Дойдя до автобусной остановки я уселся на теплый асфальт и принялся ждать транспорт. Вскоре подошел веселенький автобус и я, развалясь на заднем сиденье, достал из рюкзака бутылку Боржома, которую нашел по дороге. Бутылка была сплющена посередине и на ней еще виднелись отпечатки мотоциклетных протекторов. Минералка оказалась теплой и противной, но жажду уталяла. Напившись, я огляделся. Нельзя сказать, что в деревнях народ одевается от Пьера Кардена, но мой вид вызывал удивление даже у них. Я был облачен в джинсы и зеленую рубаху, в которых утром выгребал урны. Урны я выгребал уже не первый день (работа такая), поэтому вся одежда была заляпана какой-то дрянью. Кроссовки я снял еще когда шел через поле и теперь сидел и шевелил грязными босыми пальцами ног. Композицию дополнял исходящий от меня запах, схожий с вонью давно не чищеного мусоропровода. Переодеться после работы я, естественно, не догадался.
Коломна встретила меня неприветливо. Никто не был мне рад, да и вообще я не встретил ни одного знакомого. Все куда-то попрятались. Обиженный на весь мир я шел к афганскому рынку, распространяя вокруг себя запах слегка подгнивших апельсинов. На рынке я собирался купить водки. Две бутылки. Почему на рынке? Да потому что там дешевле! Рыночная цена водки в полтора раза меньше магазинной. Не говоря уж о качестве. Афганская водка имеет тот самый характерный сивушный запах и вызывающий рвоту слегка горьковатый привкус, что, несомненно, ставит ее на ступень выше таких известных напитков как, например, продукция завода "Кристалл".
Перед входом на рынок я встретил-таки знакомого. Им оказался Прокоп. Прокоп уныло плелся по улице и пинал банку из под пива.
- А!- сказал я.- Прокоп!
- А!- сказал Прокоп.- Вано!
- Поехали в лагерь!
- Поехали.- ответил Прокоп.- Толькл у меня денег нет и завтра надо быть на работе в Москве к девяти.
- Херня!- сказал я.- У меня есть стольник- щас купим, а на работу мы тебя завтра доставим.
- Ну тогда поехали,- успокоенный моими вескими аргументами сказал Прокоп. Мы повернулись и зашли в магазинчик.
- А водка у Вас есть?- обратился я к продавщице, внимательно разглядывая длинный ряд ликеро-водочной продукции, выставленной на витрине.
- Есть.- ответила она.
- А почем?- невозмутимо спросил я, изучая ценники все в том же ряду.
- Десять.
Интересно. Десять... . Обычно водку здесь продавали по двенадцать. С чего бы вдруг такое резкое снижени цен, столь нехарактерное для нашего времени... . Но десять- это не двенадцать и раскинув мозгами я пришел к выводу, что взять надо не две а все-таки три.
- Дайте четыре!
Получив из под прилавка заветные бутылки мы вышли на улицу. Мир сразу стал как-то намного приятней и веселей.
На оставшиеся деньги мы взяли пива и весело доехали до лагеря.

___

Ночь. Две луны кружатся друг вокруг друга в причудливом танце. Я стою задрав голову и гляжу на них. Каждый вечер одно и то же- две дурацкие луны. Вместо звезд- белесые полосы, перечеркивающие все небо. Вон та, которая подлинней и поярче- Полярная. Где-то там север. Радость какая. Я обреченно опускаю голову. Земля стремительно несется навстречу и я поспешно выставляю вперед ногу, что бы не упасть. Так, где север я знаю. Знать бы еще где я сам. Где-то я есть- это сто пудов. А где-то меня нет- это тоже точно. Я поражаюсь ясности и логичности своего мышления и делаю несколько шагов вперед. Как же спать хочется! В голове рождаются приятные картины. Вот я сижу на кровати и потихоньку, что бы не разбудить Леху с Колковым, разуваюсь и снимаю одежду. Нет! Я даже не буду снимать одежду, посплю в штанах- все равно завтра опять одеваться. Вот я кладу голову на подушку и с головой накрываюсь одеялом... .
Так, почему я лежу под кустом скрючившись как зародыш и чмокаю губами? Так низя. Низя так. Срам какой. Еще увидит кто.
С трудом поднимаюсь и бреду дальше. Ага, свет. Наверно мне туда. А может оттуда. Ничего, дойду как нибудь. В первый раз что ли!

___

Забросив метлу под крыльцо, я перелезаю через подоконник и оказываюсь в нашей чемоданной. Колков уже проснулся и носится по комнате, сметая все на своем пути.
- Где же она? Куда же я ее засунул?- бормочет он, переворачивая мою кровать.- Вано, ты ее случайно не видел?
- Видел!- довольно отвечаю я.- Ты ее вчера в шкаф спрятал.
- А! О! У!
Гарик скрывается за шкафами и через некоторое время оттуда раздается его радостный крик, сопровождаемый звоном пустой посуды.
Мы чинно усаживаемся за стол, богато сервируя его бутылкой воды и кусками черствого черного хлеба. В это время в комнате объявляется Леха и заговорщицки задает свой обычный вопрос:
- Есть чего-нибудь?
Мы с Колковым огорченно переглядываемся и Гарик с явной неохотой достает из-под стола едва початую бутылку.
- Подставляй!
Водка весело журчит в стакан. По мере его наполнения улыбка Лехи становится все лучезарнее, а глаза, против обыкновения, смотрят не в разные стороны, а пристально следят за поднимающимся уровнем.
- Все, хорош!- говорит Леха когда над стопкой образуется небольшая горка.
Он бережно берет стакан и, описав им в воздухе какой-то ритуальный знак, ловко опрокидывает в себя.
- Ну я побежал.- говорит Леха и убегает.
Мы провожаем его взглядами и, как только дверь закрывается, Колков вновь наполняет стакан.
- Бум!
- Бум!
- Бум!
- Бум!
Разом повеселев, мы выскакиваем на крыльцо, дожевывая горбушки хлеба. Мимо туда-сюда снуют пионеры.
- И чего это вы все время хлеб жуете?- спрашивают они.- Голодные что ли?
- Ага!- отвечаем мы и довольно ржем.


___

В один, как водится, прекрасный день в лагере появился человек по имени Боря. Боря- заслуженный ветеран Ленинца. Он лет двадцать проработал здесь плавруком и при людях его величали не иначе как Борис Петрович.
Если бы вы знали Виноградова Алексея Николаевича, мне бы не пришлось объяснять кто такой Боря. У Виноградова и Бори крыши сдвинуты на абсолютно одинаковый угол. И угол этот не измерить ни транспортиром, ни артиллерийским кругом, потому что имеет он величину огромную, ни счем не сравнимую, да к тому же этот угол так вывернут в пространстве, что ни с какой стороны к нему и не подступишься.
Так вот. Растолкав голодную обслугу я плюхнулся на свое место в столовой. Передо мной аппетитно дымилась тарелка с чем-то вкусным. За столиком нас сидело обычно трое: Я, Серега и Саня- рабочий по кухне. Четвертый стул пустовал. В этот раз на нем восседал упомянавшийся уже Боря и задумчиво вертел в руках вилку. Мы с любопытством оглядели его и принялись за еду. Сидит человек- ну и пусть сидит. Места не жалко. Такого поворота еще даже и не начавшегося разговора Боря не ожидал. По жизни он был общительным человеком.
-Гм.- сказал Боря.- Разрешите представиться. Борис Петрович Русаков. Отныне я буду вашим соседом по столику.
Мы промычали в ответ что-то приветливое. Это оказалось большой ошибкой. Боря понял, что наконец-то заимел слушателей и разразился пространной речью, повествующей о нем самом, о его друзьях и знакомых, о лагере таком каким он был, какой есть и каким будет, о международной обстановке вообще, о перенесенных им в детстве заболеваниях, о нынешних своих недугах, прошелся по философии, обвинил Канта в необоснованном агностицизме, на пальцах объяснил суть дианетики, и намекнул на какую-то миссию, которую он собирался свершить в лагере.
Из его рассказа мы узнали, что без Петровича не было б ни то что Ленинца, но, возможно, и всей промышленности города Коломны. Боря оказался знатным спортсменом, художником и литератором. Он печатался, издавался и снимался. Кроме того он привез в лагерь топор.
Топор у Бори- это не приемлимо. Топор необходимо было изъять. Во избежание. В сочетании с насупленными бровями и угрюмым взглядом все это вызывало большие опасения.

___

Близился день Нептуна. Незнающим поясню, что Нептун- не кто иной, как царь всея океанов и морей. В лагере Нептуна любят и почитают, воздают ему хвалу и различные почести. Отмечают день этого самого царя не реже чем раз в месяц. Организаторы праздника внимательно следят за сводками гидрометцентра и подбирают день, наиболее соответствующий всем требованиям. Требования очень жесткие. Температура воздуха желательно должна быть если не отрицательная, то, по крайней мере, близкая к нулю. Большой удачей считается если в день праздника идет противный дождик. Бассейн заблаговременно сливают и наполняют заново, но уже совершенно ледяной водой. Создается впечатление, что Нептун- большой друг Деда Мороза, а то и родственник.
- Вано, есть идея!- Колков держал за шкирку Юру- вожатого второго отряда и демонстрировал его мне со всех сторон.
Юра отчаянно хотел что-то сказать, но лишь громко клацал зубами.
- Какая идея?- осторожно спросил я, наблюдая за Юркиными руками, выписывающими вокруг тела забавные кренделя.
- Ты, я и он,- Гарик поднял Юрку повыше,- покажем на дне Нептуна пионерам комплексное плавание- кролем, на спине, брассом и баттерфляем. По двадцать пять метров каждым стилем не останавляваясь.
- Да!- наконец подал голос Юра.- Круто!
- Можно попробовать.- сказал я,- Только у меня баттерфляем плохо получается. И когда брассом плыву- правая нога неправильно вывернута. Я ее в детстве сломал как-то.
- Фигня.- сказал Юра,- Я вообще только кролем плаваю и то плохо.
Он наконец освободился от железной хватки Колкова и теперь стоял несколько в стороне и разглядывал свежие синяки.
- Надо бы потренироваться,- заметил я.
- Так мы для этого тебя и искали!-расплылся в ухмылке Гарик и я понял, что решение о моем участии в этом мероприятии было принято уже давно и бесповоротно. И не мной.
Взяв нехитрые плавательные принадлежности, мы направились к бассейну. Вода в нем оказалась поразительно голубой и прозрачной. Это говорило о том, что злобные кочегары уже выполнили свою грязную работу по наполнению бассейна холодной водой и теперь сидели где-то в котельной и глумливо хихикали над незадачливыми спортсменами- над нами.
Я осторожно подошел к краю бассейна и, не снимая кроссовка, сунул ногу в воду. Даже через резину обуви я почувствовал такой пронизывающий холод, что аж свело зубы.
- Они ее что- из родников ведрами таскают?- пробормотал я и отошел подальше от воды, подернутой мелкими льдинками.
- Перекурим?- предложил Юра, озабоченно наблюдая за мной.
- Надо бы,- сказал я.
Идея с показательными выступлениями уже не казалась мне такой замечательной. Три спортсмена расселись в беседке рядом с бассейном и принялись усиленно дымить. Колкову явно не терпелось опробовать свои силы и, отбросив в сторону окурок, он взобрался на тумбочку.
- Учитесь!- заявил он и рухнул в воду, подняв фонтан брызг.
- Хороша водичка!- Гарик появился на поверхности и выпустил изо рта длинную струю воды.
Брызги попали на меня и я мгновенно покрылся мурашками.
- Только теплая слишком.- продолжил Гарик,- На настоящих соревнованиях в бассейн заливают холодную воду.
-Что бы организм не перегрелся.- пояснил он.
Меня передернуло. Юрку тоже. Однако отступать было как-то не солидно и, проклиная все на свете, мы полезли в воду. Вода оказалась именно такая, как я и ожидал- очень холодная.
- А-а-а!- стараясь оставаться спокойным, сказал я.
- О-о-о!- не менее спокойно заявила посиневшая Юрина голова и вновь скрылась пол водой.
"Тонет!"- мелькнуло у меня в голове,- "Свело всего, беднягу, судорагами!" Я полез было доставать утопленника, но, оказалось, что волновался напрасно- у Юрика простo соскачили трусы, и он нырял их вылавливать
Вскоре, к моему удивлению, вода сделалась достаточно терпимой и можно было приступить к тренировке. Я мощно стартанул и проделал весь комплекс упражнений. Выбравшись из бассейна я застал Колкова сидищим на тумбочке и внимательно следящим за Юрой, который как раз выходил на финишную прямую. Юра плыл каким-то неизвестным и явно не предусмотренным программой соревнований стилем. На его лице была написана угрюмая решительность доплыть во что бы то ни стало.
- Перекурим!- прохрипел Юрка, доплыв и повиснув на краю бассейна.
- Перекурим.- согласились мы и заняли прежние места в беседке.
- Да-а.- сказал Колков.
- Да-а.- вздохнул я.
- Пить меньше надо!- подвел итог мудрый Юра.- Я, Вано, в тебя пару раз врезался когда плыл.
- А мне показалось три.- сказал я.
- Это ты борт один раз протаранил.- хмуро заметил Колков.- А может ну ее?
- А?- подняли головы мы.
- Давайте лучше проведем эстафету с пионерами- все равно выиграем.
- Ага!- сказал я.- Как будто они не видели ни разу как баттерфляем плавают. Эстафета- это хорошая мысль!
Юрка радостно кивнул. Для закрепления решения мы проплыли дистанцию еще раз, после чего окончательно убедились в преимуществе эстафеты перед комплексным плаванием.
Мокрые и изнеможденные мы вернулись в отряд и ненадолго скрылись в чемоданной, предварительно задернув шторы. Необходимо было срочно восстановить потерянные силы.
- Все хлеб жрете?- спрашивали проходящие мимо пионеры, когда мы перебрались из мрачной чемоданной на солнечное крыльцо.
- Ага!- отвечали мы и довольно ржали.


___

Приехал Яшин. Сашка Яшин- пожарник. У него даже есть удостоверение. Не вздумайте в его присутствии обозвать пожарный рукав шлангом- вы будете одарены таким презрительным взглядом, что захочется сгореть на месте.
Мы плескались в быстрых водах реки Осетр, когда появился Яшин. Он был гол, за исключением пачки сигарет, зажигалки и трусов. Все пожарники хронически курят и с сигаретами их не заставит расстаться никто. Наверное, для пожарника огонь- нечто вроде Бога и куря табак они таким образом воздают ему хвалу.
Сашка сел на крутой берег Осетра и начал усиленно молиться своему пожарному Богу. Пожарный Бог явно остался доволен приносимой ему жертвой и, наверно, договорился с другим Богом, ответственным за погоду, потому что погода сделалась самой что ни на есть раззамечательной. С тарзанки, привязанной к большой раките, далеко нависшей над водой, гроздьями сыпались пионеры, оглашая окрестности нечеловеческим визгом. Яшин благосклонно наблюдал за ними. Боги тоже. Все были довольны.
Мы поздоровались и я выразил свое удивление по поводу нахождения Яшина в таком райском уголке. Оказалось, что ему надоело тушить пожары в Москве и, дабы отвлечься от мирской суеты он приехал в лагерь, где надеялся найти покой и умиротворение. Я тут же предложил способ воплотить в жизнь его нехитрые мечты и, разогнав пионеров, мы по очереди сиганули в воду с тарзанки. Отдавшись на волю течения мы продолжили беседу. Я осведомился о внешнем виде Яшина- голое пузо, трусы и пачка сигарет. Он объяснил, что приехал на автобусе и, что бы побыстрей обрести покой и умиротворение, перебрался через Оку вплавь, спрятав на том берегу одежду и прочие вещи. Я спросил, как же в таком случае он провез с собой сигареты, которые непременно должны были бы намокнуть, но мой вопрос остался без ответа, так как голова Яшина скрылась под водой, а вместо нее появились две пятки. Сверкнув на солнце, пятки через некоторое время исчезли и на поверхности опять появилась Санина голова. В зубах он держал здоровенную рыбину.
- Во! Видал!- похвастался Яшин, переложив рыбу в руку.- Там их полно. Наловим?
Я отрицательно помотал головой.
- Пошли лучше в лагерь.
- Пойдем.- Согласился Саня.- Ты меня на тот берег Оки свозишь? Надо вещи забрать.
Перспектива грести на лодке через Оку на тот берег и обратно меня совершенно не радовала.
- У меня там в рюкзаке пять бутылок пива лежит.- заметив мои колебания ехидно заметил Яшин.
Это полностью меняло дело. Надо заметить, что в лагере наибольшую ценность представляют не деньги, не драгоценности и даже не водка с самогоном, а, как это ни странно, обыкновенное жигулевское пиво по цене три рубля за бутылку. Соперничать по ценности с пивом в лагере могут только драгоценные перья птицы Удод, которую не видел никто, кроме Николая Николаевича Дроздова, ведущего передачу "В Мире Животных". Ценность пива для сотрудников лагеря объясняется тем, что Ленинец расположен довольно далеко от торговых путей и, из-за того, что пиво- продукт скоропортящийся, доставка его обходится поставщикам довольно дорого. Намного легче получать прибыль от продажи водки- продукта стратегически важного для лагеря.
- Так бы сразу и сказал! Перевезу конечно!
И почему это я всегда занимаюсь перевозкой людей с того берега на этот и обратно? Со своей метлой я имел такое же далекое отношение к лагерной лодке, как и Николай Николаевич Дроздов, ведущий передачу "В Мире Животных". Однако факт остается фактом- я входил в ограниченный круг лиц, которым доверяли ключи от Ленинского флота, имеющего в своем составе два весельных авианосца.
Авианосцы представляли из себя утлые суденышки, наполовину затопленные водой. В движение они приводились веслами, хранящимися под домиком завхоза. Подход к ним охранялся двумя придурошными завхозовскими псами, имеющими привычку лаять в самый неподходящий момент. Обе лодки были прикованы каторжного вида цепью к швеллеру, глубоко вкопанному в песок. Ключ от замка хранился у Александра Котова- кочегара. Сашка был безнадежным браконьером. Как и Леха, Котов занимался в лагере тремя вещами- работал в котельной, браконьерничал, ... . О третьем занятии, я думаю, распространяться особенно не стоит, так как оно присуще всем без исключения работникам лагеря. Человеком Котов был только наполовину. На другую половину он был лодкой. Котов был человеком-лодкой. Когда половина Котова ходила по лагерю или работала в котельной, на нее невозможно было глядеть без слез. Другая его половина в это время тоже вызывала жалость- одна, никому не нужная, прикованная цепью к ржавому швеллеру, под дождем и всеми ветрами... . Но когда происходило воссоединение- это было как праздник- гордо задрав бушприт несся Котов по волнам. Его лицо выражало в этот момент такую безмятежную радость, что хотелось самому стать таким же как он отважным покорителем просторов, ходить галсами, ставить стаксели и бизани. Ну и сети ставить, конечно.
Взяв у человека-лодки ключи и вооружившись веслами, мы с Яшиным
направились к Оке.Яшин время от времени злобно матерился, наступая босыми ногами на камни. Спустившись на футбольное поле и перейдя его мы вышли на берег реки. Солнце уже клонилось к горизонту, поэтому народу на пляже было немного. Я отцепил лодку и вставил весла в уключины. Левая, как обычно, подло скрипела.
- Ну что, поехали?
- Поехали.
И мы поехали. Форштевень бессоветно рассекал зеркальную гладь воды. Весла методично поскрипывали в уключинах и этот звук далеко разносился по реке. Он только подчеркивал ту небывалую тишину, что была вокруг. Казалось, весь мир специально затаился и напряженно прислушивается к журчанию воды под килем нашего суденышка. На реке было так хорошо, что стало страшно от того, что когда-нибудь это может кончиться. Плавно изгибалась излучина Оки и ее правый берег, покрытый густым лесом, тонул в оранжевом свете заходящего солнца.
По мере продвижения к противоположному берегу Яшин проявлял все больше беспокойства.
- Ты чего?- спросил я.
- А вдруг... . Какая-нибудь сволочь... . У меня там документы. Удостоверение.
Если бы Яшин просрал свое удостоверение, его с треском выгнали бы из пожарников и забрали в ряды действующей армии. В армию Яшин не хотел. Он хотел на тот берег. Было любопытно наблюдать за беспокойными Саниными телодвижениями. Больше всего в этот момент он напоминал несчастную крысу, заблудившуюся на тонущем судне.Яшин ерзал на корме грозя опрокинуть лодку и время от времени зачем-то по локоть сувал руку в воду.
- Куда грести?- спросил я.
- А?- вздрлгнул Саня.- вон туда. Или туда. Давай вон к тому дереву. Или нет... . Там вроде камень большой был.
Я подрулил к указанному дереву, и лодка мягко ткнулась о берег, раздвинув бортами нависшие над водой ветки кустов.
- Прие...
В последний момент я успел отодвинуться. Мимо ураганом пронесся Яшин. От него за версту разило какой-то первобытной свирепостью. Прорычав что-то совсем уж звериное, Саня скрылся в прибрежных зарослях. В этот момент он меньше всего походил на человека. Жителя Москвы или московской области. В его жестах и движениях я с удивлением узнал африканского папуаса-людоеда, которого видел как-то по телевизору в известной передаче товарища Дроздова "В Мире Животных".
- А-а-а!!!- донесся из-за кустов нечеловеческий крик. - Сперли! Козлы! Убью-ю-ю!!!
Яшин взлетел над кустами и повис на ветке дерева, зацепившись за нее ногою. Его глаза страшно вращались и изучали местность с высоты дерева.
- Все пропало.- Констатировал он и философски ковырнул пальцем в носу. - Это ж надо так…
Не закончив до конца фразу, Яшин внезапно рухнул вниз, сопровождая свой полет звуком, который я опять же слышал как-то в известной передаче товарища Дроздова ‘В Мире Животных’. В тот раз в передаче речь шла об истреблении злобными браконьерами диких обезьян- бабуинов. Умирая от пуль браконьеров, несчастные зверушки именно такими криками выражали свое неодобрение по поводу происходящего.
-Нашел!!!- замирающим от волнения голосом прошептал появившийся Саня. К груди он бережно прижимал рюкзак с вещами.- Нашел!
-Удостоверение на месте?- спросил я.
-На месте. - облегченно вздохнул Яшин, вывалив содержимое рюкзака на землю.
Я внимательно сверил фотографию непосредственно с ее обладателем и, подтвердив идентичность, вернул удостоверение хозяину. Хозяин выглядел счастливым.
- Ну, такое дело… . Надо бы…,- начал я издалека.
Яшин молча выудил из кучи разбросанных вещей две бутылки пива и протянул одну мне. Жизнь определенно налаживалась.
Бросив весла мы медленно сплавлялись вниз по реке, отхлебывая из бутылок горьковатую водичку. Одинокие комарики время от времени с противным зудением опускались на кожу и безжалостно впивались в вены. По венам тек слабый алкогольный растворчик и, получив свою дозу, некоторым счастливчикам удавалось смотаться. Пьяные комары, кренясь то в одну то в другую сторону, лениво улетали прочь, громко отрыгивая в полете и нехотя огрызаясь на своих собратьев, еще не получивших желанной кровушки. Из курса биологии известно, что для комара нет ничего лучше как нахлебаться человечьей крови с повышенным содержанием алкоголя и устроить пьяную драку с товарищами. Комариные драки - довольно забавное зрелище, только при этом крайне важно оставаться незамеченным иначе последствия могут быть самыми катастрофическими. Науке известны случаи, когда разъяренная стая пьяных комаров разгрызала пополам ствол двухсотмиллиметрового артиллерийского орудия, перепутав его с гениталиями перевозбужденного медведя, якобы подглядывающего за их битвой. Во времена второй мировой войны техника обеих воюющих стороны - как у нас, так и у немцев потерпела довольно значительный ущерб от подвыпивших комаров. В войсках даже сформировали специальные отряды для уничтожения этих безусловно вредных во всех отношениях насекомых, вооружив их мощными огнеметами. К тому же каждому бойцу такого отряда помимо саперной лопатки выдавали еще и портативную мухобойку, над разработкой которой трудилось не одно конструкторское бюро. Именно для защиты военной техники от комаров ее упаковывают в брезентовые чехлы. Сам по себе брезент является слабой защитой от комариного натиска, но, пропитанный керосином, может задержать атаку до прибытия спецподразделения по борьбе с кровососущими насекомыми (СБКН).

Вот так на полуслове обрывается эта документальная повесть. Когда-то я думал, что найду силы ее закончить или, хотя бы, продолжить, но с годами все отчетливей понимаешь, что этому уже никогда не суждено случиться. А жаль...